Drudkh "Відчуженість"
Должно быть, до самой смерти, суждено мне идти за лесами, увитыми в туман. И оттого мигающий огонек пастушьего костерка на противоположном боку долины будет мне всегда менее мил, чем край солнца, поступающий на западе, словно камедь на сливовом стволе; вот он опускается за линию горизонта, коронованную сосняком, но небо по-прежнему полыхает рдяным жаром – кто-то ворошит угли заката, дует на них изо всех сил, не давая остыть. И я хорошо знаю этот поздний кленовый цвет: идет северный ветер. Еще немного – и затрубит он в свой охотничий рог, принесет узкое небо с новыми созвездиями, законопатит все впадины и трещины дерна жесткими семенами, запоет в кронах. Только он помнит мое имя.
Каждый год я жду его возвращения одновременно с трепетом и необъяснимой тоской, ибо он изменяет всё, что сердце уже успело наделить одному ему понятными приметами и чувствами, и в степенном ходе осени эти перемены столь быстры, что кажется, за один такой день проходит целая жизнь. Природа покорно сносит то, как ветер придавает ей новую форму, выдувая и надламывая, точно сургуч, краски, выгибая в одну сторону стебли трав, ветви, стачивая киноварью и просинью сумерек облака и линии ландшафтов. Во всем этом есть нечто изначальное, и я помню, как с самого детства подобное время будоражило мое естество; часто, приникнув к холодному стеклу в своей комнате, мне хотелось разбить его и крикнуть что-нибудь в стылую, наполненную шелестами, мглу или отправиться в лес, чтобы касаться помягчевшей и набухшей от сырости коры и набивать в карманы скользкие желуди. Но трогательнее всего было ощущать там, среди осени, дыхание чего-то иного, дыхание растений, перетянутых инеем и осиротевшей почвы, дыхание другого мира – движение обычно неуловимое. Иными словами, томное свечение атмосферы, в котором воплощаются колдовская мощь угасающего светила, подступающая стихия и смена природного цикла, всегда действует на меня глубочайшим образом.
Между тем, сперва робкие порывы ветра начинают крепнуть, скрипит ствол сосны, под которой я сижу, и я знаю, что уже немного осталось до того, как буря заговорит по-настоящему. Чуть ниже по склону находится старая вырубка с заброшенной хижиной; она часто дает мне кров во время моих странствий, и лучшего места, чтобы провести такую ночь, представить нельзя.
Забурелые выворотни и пни, еще торчавшие среди нового поколения деревьев то тут, то там, будто павшие воины, встречают меня привычным молчанием – должно быть, лишь их одних не трогалт происходящее. Какое-то время я стю, прижавшись к заскорузлому стволу и медлю, сам не зная почему, но наконец вхожу в неприметное жилище, ставшее частью леса; внутренность его состоит всего из нескольких вещей. Единственной свечой мне какое-то время служит Фомальгаут, видимая в маленькое окошко, выходящее на юг, но вскоре дикие облака уже тащат свои серые косматые шкуры над тропами крон и закрывают все небо. Что-то сдвигается в мире, точно сменяется тон мелодии, и как-то разом все начинает тянуться туда, где недавно виднелась звезда: листва, хвоя, сама темнота. Волнительной, страстной речью наполняется земля и лес – ветер из всего извлекает свой звук, усиливая малейшие шорохи и все то, что часто остается неуслышанным. Мой старый друг, этот невидимый, пропахший отсыревшим калиновым лубом, странник без посоха, он приветствует меня так, как умеет – особым, доступным лишь ему языком, и я с такой же страстью слушаю, как он сбивает шишки и орехи, внимаю его простым, но звучным гимнам.
Ночь проходит, а вместе с нею без обмана и подвоха кончается осень, оставляя твердую землю дорог и необъятную даль, в которой обрываются горизонты. И столь сильно это чувство, что я невольно оборачиваются, словно кто-то зовет меня по имени, которое помнит только ветер, но вижу лишь одинокую нескончаемую тропу…
Непревзойденная по силе передачи настроения и образов работа, пропитанная духом странствия, духом покоренной осени и, собственно говоря, отчужденностью – отчужденностью природы, переживающей свой спад. Мучительно отдающийся в человеке, он заставляет его острее чувствовать порывистые ласки лиственных оттенков, толкает в объятия сырых лесов, к чему-то простому и понятному – суковатой ли ветви, покрытой зеленым лишайником, к куску ли коры, к дереву, камню, осенней звезде ли. На эту «простоту» и отзывается пронзительная поэзия Олега Ольжича, давая выход казалось бы иссякшему, отзвучавшему миру, заставляя его запылать вновь, перетряхивая его ноябрьские закрома, и музыке альбома в полной мере передается страстный ритм строк поэта. Словно пытаясь успеть выговориться, композиции спешат и наполняют все вокруг, от земли до неба, тревожным и трагичным движением, которое направляет слушателя на «самотню нескінченну тропу», вновь и вновь заставляя задаваться вопросом:
Чи ж не підіб'єм, не зірвемо ми
І обрій цей, і хмари ці рожеві?!
Season Of Mist Underground Activists | SUA 015LP | Vinyl, LP, Album, Reissue | 2010 (2007)
A1. Самітня Нескінченна Тропа
A2. Небо У Наших Ніг
B1. Там, Де Закінчуються Обрії
B2. Тільки Вітер Нам'ятае Мое Ім'я
#Skalde_Jord #Drudkh
